Глава 109: Вуаль Мира.

Глава 109: Вуаль Мира.
— Они признанный феномен — сказала Амариллис. — Чтобы столь долго поддерживать обман, под таким наблюдением, вам необходима…

— Могущественная магия — сказал Мастерс.

— Я хотела сказать «вовлечённость слишком большого количества народа» — ответила Амариллис. — Публика — учёные — будут приходить сюда, желая побеседовать с грёзотёртыми, будут хотеть делать записи, будут хотеть узнавать что-то о Земле. Вы никак не могли… каким образом возможно поддерживать обман пятьсот лет?

— Это не важно — сказал Мастерс, продолжая смотреть на меня.

— Важно то, что происходит сейчас — сказал я. Я смотрел на Мастерса. Если здесь нет грёзотёртых, то это означает, что кто-то создал миф, и сделал это намеренно. Я считал, что это может быть проще, чем думает Амариллис; грёзотёртые были диковинкой, ничего больше, всего лишь любопытная заметка, не одна из великих тайн вселенной. — Утер Пенндрайг дал вам эти имена. Почему?

— Вместе мы можем найти истину — сказал Мастерс. Он встал со своего стула. — Идёмте со мной.

Я остался на месте и взглянул на Валенсию.

— Я… Я не знаю — сказала она. — Он пропитан усталостью. Возможно, намеренно. Это может маскировать что-то другое.

— Это ваши рыцари? — спросил Мастерс.

— Рыцари? — спросил я.

— Как были у Утера — ответил Мастерс.

— Да нет вообще-то — ответил я, что было откровенной ложью. Повернулся к Фенн. — Вердикт?

— Никакой реакции — сказала она, пожав плечами. — Хотя это не значит, что он безопасен.

Я встал.

— В таком случае, ладно. Утер… он как, оставил мне что-то?

Мастерс кивнул.

— Я сам это не видел.

Он отошёл от стола, оставив бумаги и реликвию, и без лишних слов направился к двери. Он двигался так, словно сам был не уверен. Пятьсот лет поддержания обмана? И всё, предположительно, ради этого?

Мы прошли по холлу. Я следовал близко от него, Валенсия и Грак насколько могли прикрывали меня с флангов. Мастерс был словно в забытьи, и я сам так себя чувствовал. Когда Амариллис сказала мне, что есть некое состояние, заставляющее народ считать, что они с Земли, я думал, что это просто что-то, чтобы объяснить, почему я на Аэрбе. Узнать, что всё это на самом деле вымысел было, как ни странно, несколько давящим откровением. Я не знал, что я собирался делать с другими грёзотёртыми, но теперь все эти возможности оказались смыты.

Мы поднялись на четвёртый этаж, тот, где мощные обереги. Валенсия внимательно следила за Мастерсом, в то время как Грак отслеживал неизвестную магию. Я не знал, какие трюки у него припасены в рукаве, если есть, но мы собирались быть как можно более готовыми. Мне не нравилось, как всё развивалось.

Мы пришли в большую круглую комнату со стоящим в её центре зеркалом. Зеркало было украшенным, с позолоченной рамой, покрытой завитушками, видимо, изображающими нечто растительное.

— Реликвия — сказал Грак. — Есть метки демонстрации и иллюзии.

— Утер говорил в него — сказал Мастерс, направив взгляд в зеркало. — Только назначенный реципиент может услышать то, что он сказал.

— Скажите мне больше — сказал я, не подходя к зеркалу. — Скажите мне… скажите мне, почему вы посвятили свою жизнь этому.

— Я не собирался — сказал Мастерс. — Здесь были грёзотёртые, когда-то. Пятеро, все появились в пределах нескольких лет, все собраны в сумасшедшем доме, в городе, что позже стал Боастре Вино. Утер заинтересовался. Он был, в то время, мужем, известным тем, что свершал невозможное, что решал нерешаемые проблемы, эрудитом превыше любого другого тех времён, мудрым не по годам.

Говоря, он смотрел на зеркало.

— Утер поручил мне искать других грёзотёртых. Он создал щедрый фонд для ухода за ними. Мне было сказано проводить с ними интервью, выяснять, что они знают, скомпилировать книгу-другую. Он хотел, чтобы я забросил обширную сеть, что я и сделал.

Мастерс вздохнул, продолжая смотреть на зеркало.

— Пятеро непримечательных людей, это было всё, что у нас когда-либо было. Разумеется, когда стали распространяться истории о грёзотёртых, стали приходить желающие увидеться со мной и моей маленькой командой. Мы стали своеобразным центром притяжения для жертв параноидальных заблуждений и психозов, частично потому, что мы были готовы принимать таковых, почти не задавая вопросов. Все они провалили разработанные Утером тесты — не тот досмотр, что я провёл с вами, но более простой набор вопросов.

— Почему вы продолжили делать это? — спросил я.

— Утер вернулся — сказал Мастерс. — Его словно не заботил тот факт, что повторения феномена не было. Он принёс с собой реликвии, Орб Знания, Зеркало Посланий, доспех, что я сейчас ношу, и новый приказ.

Мастерс взглянул на меня.

— Он сказал мне, что мне следует продолжить притворяться, что здесь есть грёзотёртые, остаток моей жизни. Два или три в год будет достаточно, сказал он, часть взяты из рядов безумцев, другие просто придуманы. Содержание будет продолжать поступать. Он дал мне инструкции, которым мне следует следовать. Ложь, которую нужно говорить.

Он слегка помотал головой.

— Я возразил. Остаток моей жизни, когда я могу прожить пару тысяч лет? Я согласился на двадцать лет, потому что он был Утером Пенндрайгом, и казалось, что он считает это чрезвычайно важным. Когда он исчез, я решил задержаться дольше.

Я шагнул вперёд и подошёл к зеркалу.

В отражении появился Утер, стоящий в пяти футах от поверхности зеркала. Он смотрел на что-то на средней дистанции, вероятно, на своё отражение. Я встал так, что его взгляд был направлен на меня; моего собственного отражения в зеркале не было. Он ничего не говорил, но я видел движения его груди при дыхании.

Я говорю «Утер», поскольку он был очень далёк от известного мне Артура. Он был высоким, мускулистым, с более очерченными чертами лица, нежели на Земле. И он был старше. Я бы сказал, лет тридцать, если не старше. Однако у него был тот же нос, тот же цвет глаз, и отросшие вьющиеся волосы, в данном случае меньше прихоть, больше царственная грива. Впрочем, бороды у него в шестнадцать лет не было. Он всегда шутил, что никак не может отрастить. Он был одет проще, чем я ожидал от короля, всего лишь дублет, бриджи, и тяжёлые ботинки.

— Я часто задаюсь вопросом… — начал было он, но затем остановился. — Я задаюсь вопросом, каково было бы попасть в мир, который я не знаю. Нечто новое, а не переработка. Я задаюсь вопросом, верил бы я в него больше, если бы не видел на всём отпечатки твоих пальцев. Я задаюсь вопросом.

Он помедлил.

— Я задаюсь вопросом, мог бы я со временем забыть Землю, если бы здесь не было столько напоминаний о месте, из которого я прибыл. Маленькие шутки, маленькие отсылки, анаграммы там и тут, намёки и подсказки, что мир не то, чем кажется. Персоны, носящие лица моих старых друзей. Проработанные версии персонажей, которые были у нас в горстке сессий.

Он снова остановился. Он не совсем смотрел на меня. Я слегка помахал рукой, но реакции не было. Я и не думал, что будет.

— Итак, если ты слушаешь это, то ты здесь. Есть приличный шанс того, что я ещё жив. Если это так, полагаю, я достаточно скоро найду тебя. Если я мёртв, что вполне возможно, то, вероятно, ты на своём собственном нарративном пути, да смилостивится господь над твоей душой.

Он вздохнул.

— Ты заметил, к этому моменту. Я не уверен насчёт других, но ты? Ты разобрался. Совпадения, невозможности, то, как всё как раз совпадает, арки персонажей, завершающиеся в последние секунды последней битвы. Я не знаю, какую часть моей биографии ты читал, или как много ты узнал обо мне, но если ты не видишь паттерны в своей собственной жизни, уверен, увидишь их в моей. Когда я оглядываюсь назад, всё это кажется таким банальным и избитым. Столько неписей с их слезливыми историями, столько любовных интересов, парадом проходящих передо мной, прежде чем наступят их неизбежные смерти. Я признаю, что на меня действовало, поначалу.

Он слегка помотал головой.

— И если ты здесь, смотришь на это, то ты тоже в этом. Если это должен быть кто-то, Джун, я рад, что это был ты. Думаю, ты знаешь этот мир лучше, чем я когда-либо. На Аэрбе есть вещи, на которые лишь мельком намекалось в твоих кампаниях, и могу предположить, что есть секреты, которые можешь открыть лишь ты, слова силы, скрытые в твоём жёлтом блокноте, так и не достигшие наших ушей. Возможно, вместе мы сможем найти путь домой. Если я мёртв, то возможно ты сможешь найти путь обратно самостоятельно. Думай о кампаниях, пытайся представить магические предметы и магии.

Его взгляд стал более напряжённым и диким.

— Если ничего не будет приходить на ум, думай о том, что ты сделал бы, как ты создал бы это, чтобы соответствовать эстетике этого места. Думай о чём-то, на чём будет запах Джуна, из этого явится ответ.

Утер чуть отступил. Свободный-Мир-ранобэ Поднял руку ко рту и потёр бороду.

— Я не знаю, что это за место — сказал он. — Это не реальность. Я надеюсь, что ты никогда не получишь это сообщение, потому что если получишь, это будет означать, что ты здесь. Но я всё равно оставляю его для тебя.

Он рассмеялся пустым смехом.

— Я столько всего хочу тебе сказать. Когда я впервые услышал о грёзотёртых, я думал, что все они будут моими старыми друзьями из… из Канзаса. Давно я не произносил это слово.

Его лицо омрачилось. Взгляд был расфокусирован.

— Но нет, они были никто, девочка-подросток из средневековой Франции, идиот-подросток из середины Гражданской Войны, разные времена и места, никакой очевидной связи со мной. Мне понадобилось какое-то время, чтобы увидеть их нарративную цель. Они были соблазном, уводящим с пути героизма, приглашением погрузиться в прошлое, или, возможно, напоминанием о том, кем я был и что я делал. Я проделал неплохую работу, сопротивляясь этим соблазнам, или по крайней мере укрывая их маскировкой искусства или работы. Уверен, ты видел что-то из этого.

Утер слегка потянулся, вытянувшись в полный рост. Он был высоким, выше меня, а я набрал пару дюймов, когда система улучшила моё телосложение. Утер выглядел впечатляюще. Я знал это, но недооценивал, насколько.

— Это самое близкое что у меня было к тому, чтобы рассказать кому-либо на Аэрбе, откуда я на самом деле — сказал он. — Сидя за невзламываемыми оберегами, с зеркалом, на тестирование которого я потратил три недели… Иногда я задумываюсь, зачем я заморачиваюсь с поддержанием этого молчания. Моя специфичная форма безумия будет стоить мне политической власти, если станет известна публике, да, но мои рыцари? Мои жена и дети? Возможно, у меня есть чувство, что произнесение этого вслух направит историю в некое неожиданное направление, иметь дело с которым я не готов. Я играю роль Утера Пенндрайга уже больше двух десятилетий, и стал в этом хорош. Снова стать Артуром, поговорить с кем-то о прошлом… ну, полагаю, это послание в это и превратилось. Полагаю, мне следует давать тебе предупреждения, или секретные истории, но нарратив этого или в прихоти и расставании с прошлым, или во втягивании тебя в паутину. В любом случае ничего из этого не важно.

Он словно хотел сказать что-то ещё, но вместо этого слегка нахмурился, и его отражение исчезло, оставив меня смотреть на своё отражение в зеркале. Я повернулся к остальным, которые все смотрели на меня.

— Да — сказал я. — Это было предназначено мне.

Я взглянул на Мастерса.

— Я не уверен, как много мне стоит говорить. Я… вас в общем-то не знаю.

Уверен, был более дипломатичный способ это сказать, но я всё ещё был несколько в состоянии шока. С утра я никак не ожидал снова увидеть Артура, пусть даже в записи. Он был таким… другим. После разговора с Бетель я знал, что будет, но во плоти это было иначе.

— Сценарий? — спросила Амариллис.

— Ноль — ответил я. Снова взглянул на Мастерса. — Он сказал, что если он жив, то вскоре увидится со мной. У вас есть представление, что это значит?

— Я получил реликвию для связи с ним, свечу, которая по его словам осветит ему путь возвращения ко мне — сказал Мастерс. — Я использовал её четыреста пятьдесят лет назад, во время Междуусобных Войн. Ответа не было ни тогда, ни за всё прошедшее время. Свеча продолжает гореть, без какого-либо эффекта.

Он помедлил.

— Пожалуйста, если можете, просто… если можете, расскажите мне всё, кто вы, кто был он, связь между вами… что-нибудь. Я верно прослужил пятьсот лет, с вашим именем в списке, написанном самим Утером. Пожалуйста.

Я бросил взгляд на Валенсию, которая едва заметно кивнула. Я испытал облегчение, увидев, что она не замешкалась.

— Вы сказали, что в этом месте есть могущественная магия — ответил я. — Скажите мне, какая, и я скажу вам кое-что из известного мне, достаточно, чтобы утолить ваше любопытство.

— Любопытство? — спросил Мастерс. Его глаза расширились. — Судьба вселенной на кону.

— Объясните — сказал я. Мои губы сжались в линию. Мне нужно было время, чтобы переварить всё это, а не иметь дело с очередным кризисом. Если грёзотёртые не существуют, то нам не нужно беспокоиться о Каннибале. Однако я сильно сомневался, что это закончится тем, что мы просто отправимся домой.

— За время, проведённое Утером на Аэрбе, произошла эскалация угроз — сказал Мастерс. — В годы перед его исчезновением они были огромны, больше, чем когда-либо стало известно широким массам. Они были каким-то образом связаны с ним, притягивались к нему чем-то вроде удачи. Шутили, что без него миру сто раз пришёл бы конец. Когда он пропал, шутка перестала быть смешной. Ужасы рыскали, сущности ждали, и нам пришлось драться с ними зубами и ногтями, неся потери за каждое, с чем разобрались.

Он стал потирать руки друг о дружку.

— В итоге мир успокоился, огромной ценой, и карантины помогли нам с тех времён больше чем с одной нашей общей проблемой, но…

Он остановился и посмотрел на меня.

— Ситуация вновь стала накаляться.

— Какие силы? — спросила Амариллис. — Насколько недавно?

Мастерс повернулся взглянуть на неё. Она всё ещё оставалась полностью в броне, так что выдавала даже меньше, чем обычно.

— Зверь Пустоты вновь пришёл в движение, Внешние Пределы больше не спят, Бесконечная Библиотека неактивна пять лет, Селестар пульсирует обновлённой мощью, была стычка с группой рейдеров с Другой Стороны у Врат Лерона три недели назад, и были доклады о чём-то новом, что вызвало страх у миньонов адов.

Мастерс снова взглянул на меня.

— Насколько вы сильны? Вы сказали, что находитесь на Аэрбе месяцы?

— Погодите — сказал я. — Я не понял половину того, что вы сказали.

— В таком случае, расскажите мне всё — сказал Мастерс. Он стряхнул толику своей усталости, но мне не нравилось то, что её заменило. Это была не совсем мания, но близко. — Если вы знали Утера, если вы можете добраться до него, или можете действовать вместо него, с той же силой, коей владел он, то есть союзники, готовые и ждущие вашего зова. Есть то, что вам нужно знать.

Я взглянул на него.

— Утер Пенндрайг был, сам, грёзотёртым — сказал я. — Земля — не фантазия, не сон, это реальное место. Это место, откуда я. Утер был… другом. Если попытаться предположить, куда отправился Утер… полагаю, он отправился домой, обратно на Землю. Он сам так и сказал в оставленном для меня послании, не то, что он возвращается, но что он ищет путь.

Он слишком много упоминал нарратив; практически всё рассматривал в этих рамках. Этого я не сказал.

— Скажите нам о магии вокруг этого места — сказала Амариллис. — Скажите нам, как вы поддерживали обман.

— Афиней Предположений и Исследований был перенесён, по настоянию Утера, так, чтобы находился конкретно в карантинной зоне. Это тщательно охраняемый секрет.

Мастерс покачал головой.

— Большего я не скажу.

Я уставился на него.

— В какой? — спросил я.

— Вам она не известна — сказал Мастерс. — «Тихие карантины», как называл их Утер. Часть моей работы здесь, вместе с другими, сохранять этот секрет. Я один из трёх.

— Вы все ждёте здесь его возвращения? — спросил я.

— Нет — сказал Мастерс. — Ждём его… или вас, если вы такой как он. Вы, должно быть, читали написанное им, если вы уже собрали своих рыцарей. Вы не узнаёте общую нить избранных героев, отвечающих на Зов?

Что-то ощущалось не так. Возможно, дело было в понимании того, что этот мужчина был, по его собственному признанию, мастером-магом помимо прочего, или, может, в том, что послание Утера содержало слишком много, слишком быстро. У Утера было множество союзников; я знал это. Разговаривая сейчас с одним из них, я задумался о том, какие враги могли остаться после него.

— Грак, Вал, Фенн, статус? — спросил я.

— Никаких изменений — сказал Грак.

— Он говорит искренне — сказала Вал.

— Что-то не так — сказала Фенн. — Не только очевидное. Чуть защекотало где-то с минуту назад, и становится сильнее. Ты тоже это чувствуешь?

Я кивнул. Моё собственное чувство этого было гораздо слабее, чем её. Удача была одной из вещей, которые я тренировал в палате; удачливей я не стал, только лучше в распознавании чувства. Оно было слабым и нечётким, но у меня было одно очко в LUK, и этого было достаточно, чтобы временами давать мне вспышки расплывчатого то ли-есть-то ли-нет, тягу в определённом направлении вместо другого, или намёки на грядущее, обычно когда не осталось хороших вариантов.

— Я не понимаю — сказал Мастерс. Он провёл взглядом между нас.

— Здесь обереги от телепортации — сказал Грак.

— Солэс? — спросила Амариллис.

— Выход? — спросила она. Амариллис кивнула. Солэс закрыла глаза. Они на миг вспыхнули золотом под зелёными веками. — Есть дерево в двухсот ярдах. Сейчас?

— О — сказал Мастерс. Его голос был ровным, лишь с лёгкой ноткой любопытства. — Эльфийская удача?

Солес ногтями разорвала свой посох, как определённо невозможно с деревом. Мастерс нахмурился, и она оказалась замурована в блоке янтаря. Фенн выпустила стрелу, прежде чем я смог прореагировать. Должно было быть прямое попадание, но Мастерс отбил её небрежным взмахом.

— Ну, бл* — произнесла Фенн.

— Нам нужно поговорить, Джунипер — сказал он.

— У меня такое чувство, что сейчас не лучший момент стоять на месте — сказал я. Валенсия работала над янтарём своим мечом, отрубая осколки и куски. Я всё больше исполнялся уверенности, что он не просто нагонял туману, когда говорил о карантинной зоне, единственный вопрос — какая это. У меня с этим было очень маленькое преимущество, в том, что у меня есть список восьмидесяти двух карантинированных навыков. Они не полностью соответствовали карантинам, но это был список, с которым можно было работать. Магия воронки? Сочетательство? Уникальномантия? Кэрроллизм (пожалуйста, нет)?

— Перемирие — сказал Мастерс.

— Освободите мою подругу — сказал я.

Солэс мгновенно оказалась свободна и принялась жадно глотать воздух. Мастерс осмотрел нас шестерых, слегка хмурясь.

— Она сказала дерево. Магия древесины?

— Вы ждали меня — сказал я, игнорируя вопрос. — Почему?

— Ответы — ответил Мастерс. — Я хочу знать, кто вы, откуда вы явились, и как связаны с Утером. Я не собираюсь причинять вам вреда.

— Объясните — сказал я.

— Я вам не враг — сказал Мастерс. — Я просто прибегаю к предосторожностям. Я не для того пятьсот лет занимался этой клиникой, чтобы просто позволить вам ускользнуть через пару минут после того, как вы получили послание от зеркала.

— Так это сценарий с заложниками? — спросил я.

— Нет — сказал Мастерс, нахмурившись. — Вам нужно понимать, что в наследии Утера есть свои сложности. Всё, что я говорил о движениях старых угроз, правда.

Он вздохнул.

— Мир прогибался под Утера — сказал Мастерс. — Когда он пропал, исчез без следа, потребовались сотни умелых личностей, чтобы остановить кровотечение. Многие из них, мои и Утера хорошие друзья, погибли в процессе. И после этого… наступило затишье. Три десятилетия враги возникали, как чёртики из коробочки, древние заговоры раскрывались горстями, а под конец угрозы всему миру появлялись через год, и Утер был единственным, способным иметь с ними дело. Большой вопрос, с которым остались выжившие, когда мы заделали дыры в дамбе, был в том, каким образом нам удалось это сделать, и почему больше опасностей не появляется, хотя раньше было так много.

— И? — спросил я.

— Мы развалились на разные лагери — сказал Мастерс. — Один лагерь верил, что Утер — мессианская фигура, данная нам высшей силой во время нужды, и оставившая нас, когда работа была сделана. Другой лагерь считал, что Утер изначально привлёк или вызвал все проблемы, зная или нет, и когда он исчез, больше ничего не притягивало такое в бытие. Естественно, в нашем сообществе были линии разделения, топоры разногласий, и некоторые из них весьма яростные.

— И в каком вы? — спросил я. — Учитывая, что вы держите нас здесь, могу предположить, что во втором.

— Я ищу понимания — сказал Мастерс. — Теории — это хорошо, но я никогда не считал, что ответы на множество тайн Утера невозможно узнать. Это всё, чего я от вас хочу.

— В таком случае, давить было не лучшим выбором — сказал я.

— Вы собирались уйти — сказал Мастерс. — Здесь нет опасности. Это место — крепость, скрытая на виду, и была таковой со времён, когда Утер был ещё жив. Обереги были установлены его собственной рукой. Всё, чего я хочу, это ответа, кем он был. Без этой информации, как мы можем знать?

Я уставился на него.

— Вы считаете, что я Избранный — сказал я.

— Утер постоянно делал отсылки к этой идее. Это было основой его работ. Многие из его современников считали это откровенным нарциссизмом с его стороны. — Мастерс смотрел на меня. — Вы ещё не приняли, что вы, хотя вы и ваша пёстрая компания могущественных рыцарей идёт там, где прежде брёл Утер?

Я слегка кивнул.

— Есть определённые вещи, которые, полагаю, могу сделать только я — сказал я. В этом был весь смысл прибытия сюда.

— Вы учитесь быстрее других? — спросил Мастерс. — У Утера было то, что он называл «Сноровка». Дайте ему день, и он освоит любой язык, любое ремесло, любую малоизвестную магию. Он так и не раскрыл источник этого, только что говорил, что это не магия. Я теребил его, по правде сказать, больше, чем ему нравилось, но с ним была моя девочка…

— Погодите — сказал я. — Рэйвен?

Она была того же вида, что и он. Даже в её биографии она была записана просто как Рэйвен, без фамилии.

Мастерс кивнул.

— Уверен, вы слышали истории — сказал он. — Она накопила собственные тайны. Она несла для него часть его обуз. Она не стала бы мне рассказывать. Она искала его целый век, а затем громко заявила, что если он исчез, то нам всем придётся справляться без него. Но если вы здесь… я не знаю, что она подумает о вас, когда вы встретитесь. Я не знаю, увидит она в вас рану мира или сияющего спасителя.

Я не был готов назвать Мастерса безумцем, но я серьёзно беспокоился, особенно учитывая, что он поймал нас неизвестным методом. Его демонстрация могущества была пугающей. Я взглянул на остальных, задумываясь, что они обо всём этом думают, и ошарашенно обнаружил, что у них всех то же выражение на лицах, что и у меня — опасение и растерянность. Это было нехарактерно.

Я подошёл к Фенн и ткнул её пальцем в плечо; она смотрела на меня. Она опустила взгляд на место, к которому я прикоснулся, и подняла бровь.

— Удовлетворён? — спросила она.

— Кольцо ключей — сказал я. — Сейчас. Я начинаю. Родонит.

— Да ладно, Джунипер, это я — сказала Фенн, усмехнувшись, словно не могла поверить, что я стану проверять ей одним из наших подготовленных кодовых слов.

Я слегка простонал. Она была фальшивкой, или её разум под контролем, но по крайней мере у них нет её воспоминаний. Помимо провала с кодовым словом, Фенн почти никогда не называла меня Джунипером, если только не злилась на меня.

— Ладно — сказал я, поворачиваясь обратно к Мастерсу. — Вы заменили их, пока мы говорили? Вы способны как-то маскировать звук и движения? И, позвольте предположить, карантинной была магия иллюзий?

Это была догадка. Ментализм и Псионика тоже подходили, учитывая их названия, и было множество других, о чьих функциях я мог лишь догадываться.

Я бросил взгляд на своих компаньонов, и увидел, как они лопаются и исчезают, словно мыльные пузыри, один за другим.

— Откуда вы знаете? — спросил Мастерс. — Как смогли так быстро прийти?

— Это не идёт в вашу пользу в плане дипломатии — сказал я.

— Земля была реальна? — спросил Мастерс. — Поэтому вы пришли сюда?

— Реальность неотличима от фантазий — сказал я. Если не можешь предсказывать, что я могу, но это лишь усложняет дело. И не будем о том, что сверхбог Аэрба прямо говорил со мной.

— Расскажите мне о том, откуда вы — сказал Мастерс.

Я отвернулся от него и направился обратно к двери — но двери там больше не было. Я попытался прощупать в поисках того места, где должна была быть ручка, но я смог нажать на Фенн, и она была иллюзией. Тактильные иллюзии? Нет, больше чем это, тактильные иллюзии, через которые не может видеть взгляд обережника? Я видел, к чему это быстро скатится.

Я повернулся обратно к Мастерсу.

— Вы говорили, что здесь было пять человек с Земли — сказал я. — Вы должны были встречаться с ними. Они должны были что-то вам рассказать.

— Много чего — сказал Мастерс. — Мы создали карту, космологию, и таймлайн. И тем не менее досмотр, подготовленный Утером, содержал гораздо больше, чем то, что мы узнали от этих пятерых, и его инструкции относительно того, что должно быть доступно публике, были весьма конкретны. Он хотел, чтобы наша работа оставалась неопределённой, говорила в общих терминах. Почему? Кто эти другие имена?

Я попытался сообразить, как мне из этого всего выбраться. Оказаться пойманным в комнате с мастером-магом иллюзий — и я даже не могу быть уверен, что он на самом деле в комнате со мной, если подумать — было весьма скверно, особенно учитывая, что единственное, что я знаю о магии иллюзий — то, что написано на обложке. Нет, не совсем так. Что сказал Утер? Он сказал, что мне следует думать о том, на чём есть запах Джунипера.

— Они были нашими друзьями детства — сказал я, затягивая время. — Я прибыл из маленького города в Соединённых Штатах, из штата Канзас.

Продолжая думать, я болтал о Бамблфак, выдавая лишь те детали, которые, как я надеялся, совершенно не значимы.

Если бы я был Данжн Мастером, какой бы я сделал магию иллюзий? Что, на фундаментальном уровне, я считал интересным или привлекательным в иллюзиях? В какие швы я хотел бы засунуть пальцы? Фундаментальная суть иллюзии — в соотнесении чувств с реальностью, что означает, что иллюзия — не просто проекция света и звука, суть в том, как разум взаимодействует с чистой физической реальностью. И тем не менее, Валенсия не говорила ничего о том, что не видит Мастерса, что означает, что или он был в комнате со мной, или что магия иллюзий каким-то образом способна одурачить даже нонаниму, что не должно быть возможно, если ему нужно воздействовать на разум. Валенсия входила в комнату со мной?

(Я говорил Мастерсу о своих друзьях из дома, что приходило на ум, и существенное, и мелочи. Вы ездили на байках через местный парк после школы, пока я не сломал руку, пытаясь проделать трюк на маленьком пандусе, сделанном ребятами постарше. Летом я работал на дядиной ферме, бегая перед трактором, чтобы подбирать с поля камни. Это было тяжелой, потной работой, на которой я зарабатывал двадцать долларов в день, целое состояние для молодого меня. Тифф была в команде пловцов. Родители Реймера развелись, когда ему было десять. Отец Тома умер в инциденте на ферме. Несмотря на все мои усилия, я считал, что вполне очевидно, что всё это не имеет значения для судьбы Аэрба, однако Мастерс позволил мне продолжать. Я старательно избегал темы настолок, роли Артура как игрока, и моей собственной роли ДМ).

Как я провёл бы конструкцию и деконструкцию иллюзии, если бы я это делал? Зрение — достаточно просто, можно просто излучать, поглощать, и отражать фотоны без присутствия реального объекта… но это было более-менее то, как можно создавать иллюзии тщательно проработанными и сформированными оберегами, так что получалось дублирование. И иллюзорный звук так не сделать, поскольку фальшивые звуки, достигающие ушей, это всё ещё звуки, это иллюзия не больше, чем бумбокс производил иллюзорные звуки. Бумбокс как основа магической системы… в этом есть нечто Джуниперячье, но всё-таки не подходит.

Я всё возвращался к идее сенсориума как абстрактной концепции, или сенсорного гомункулуса как более буквального существа, живущего во мне, вместо просто представления органов чувств. Это всё ещё не объясняет, каким образом оно могло повлиять на Валенсию… но, возможно, в этом и нет нужды, если на неё не повлияло. Проблема была в том, что я не знал, когда иллюзии начались. Мастерс всё ещё был в комнате со мной? Были ли остальные? Была ли реальна сама комната?

Чем бы ни была магия иллюзий, она меня чертовски бесила. И чего я был таким дурнем, что радовался карантину магии иллюзий? Почему я был настолько дурнем, чтобы произнести это вслух? «О, магия иллюзий под карантином, прекрасно, можем о ней больше не беспокоиться, ха-ха», это было дурацким предзнаменованием из отстойного фильма.

Был один аспект сенсориума, к которому, в теории, никакой маг иллюзий не мог иметь доступа, и это был системный интерфейс, который я по большей части игнорировал. Насколько я пока что мог проверить, ничто не может видеть или взаимодействовать с информацией, предоставляемой мне игровым слоем, будь то устаревший сейчас лист персонажа, появляющиеся сообщения, или (по большей части бесполезные) показатели статов в углу моего поля зрения. Это, по крайней мере, позволяло кое-какое тестирование.

— И это был Бамблфак, Канзас — наконец, закончил я. — Это откуда Утер, это откуда я, и это место не было ни в чём особенным, не в контексте тысячи других точно таких же городов. Нет причин для меня быть особенным.

— Но вы не отрицаете, что являетесь таковым — сказал Мастерс.

— Нет — сказал я. — Но это не значит, что у меня есть ответы. Меч, кинжал, верёвка, феи, кости. Я на самом деле не хотел сражаться с ним, и потому, что он на самом деле не выглядел активно злым (помимо удержания меня в заложниках), и потому, что он обладает неизвестными способностями, предположительно могущественными. — Чего вы от меня хотите?

Мастерс осмотрел меня, взвешивая свой ответ.

— Я хочу знать, почему мир такой, какой он есть.

— О — сказал я. Вздохнул. — Всё, что у меня есть, это догадка, или возможно теория.

Мастерс кивнул.

— Этот мир был подготовлен для Утера — сказал я. — Помимо пяти богов, есть сущность столь могущественная, что могла бы вытереть пол всеми угрозами, с которыми когда-либо имел дело Аэрб, вместе взятыми, и сделать это так, что никто никогда и не узнал бы. Утер был избранным, но не просто избранным, поскольку это подразумевало бы, что его выбрали для этого. А оно было не так. Весь Аэрб, вплоть до его глубокой первобытной истории, был создан, чтобы служить его потребностям, и потребностям его жизни. Но только это было на самом деле не для Утера, это было из-за того, что эта сущность… Я не знаю. Сущность была сфокусирована на Утере. Оно не ненавидело его, и не мучало его намеренно, я так не думаю, но… ему и не было дела до того, счастлив ли он, и по крайней мере не было дела до того, чтобы он был всегда счастлив, или даже по большей части счастлив.

На мой взгляд, всё это в сущности правда, даже если я опускаю некоторые детали.

— Мог Утер проиграть? — спросил Мастерс. (пр. переводчика: lost — это и «проиграл», и «потерялся» во всех смыслах)

— Проиграть… в каком смысле? — спросил я.

— Вы знаете, сколько раз он едва избегал смерти? — спросил Мастерс.

— Много? — спросил я.

— Сотни раз — ответил Мастерс. — Иногда это можно было объяснить, иногда нет. У него были трюки в рукаве, и арсенал магий, коим нет счёта, но шансы всё равно были настолько против него, что и не подсчитать, и это были те случаи, которые он считал стоящими упоминания, те, которые он мог упоминать. Он никогда не проигрывал. Ни разу. Были сложности, это да, и победы бывали горько-сладкими, но никогда не бывало поражений, не на долго. Когда сей муж исчез, можно честно сказать, что у него был идеальный счёт.

— Нет — сказал я. — Он не смог остановить смерть Вервина.

— Утер сам убил Вервина — сказал Мастерс.

Я не знал, как это воспринять. Для смерти старейшего друга и ближайшего ментора Утера, подробностей о кончине Вервина было крайне мало. Большинство историй начинались уже после, и были о том, как Утер пытался вернуть Вервина, снова и снова проваливаясь, прежде чем снова взять меч и встать на защиту царства. Я пытался изучить этот вопрос насколько мог, и спрашивал Амариллис, но максимум, что удалось узнать — что Вервин умер в некоей важной миссии вдали, что означало, что никто ничего не знает.

— Зачем ему убивать своего ментора? — спросил я.

— Никто не знает — сказал Мастерс. — Очень, очень немногие знают, что это было сделано рукой Утера. Он ничего не объяснял. Лишь сказал, что он поступил правильно. Идея предательства фигурой наставника была повторяющейся темой в его работах и том, что он писал, ещё до смерти Вервина.

— В таком случае, Далия — сказал я. — Его единственная дочь.

— Пропавшая в возрасте одиннадцати лет? — спросил Мастерс. Он безэмоционально рассмеялся. — Ещё один из маленьких обманов Утера. Она стала его сквайром, Хелио, а позже облачилась в Красную Маску. Меня всегда поражало, какие истории остаются в коллективном сознании. В те времена было общеизвестно, что она его дочь.

Я нахмурился. Это было висящей нитью в жизни Утера, которая сейчас оказалась аккуратно подтянута, ещё одна сюжетная линия, которую можно считать закрытой, что означало, что когда Утер отправился в свой Финальный Квест, он действительно закрыл все хвосты, что только мог.

— Так вы не знаете, мог он проиграть или нет — сказал я.

— Мнения различаются — сказал Мастерс. Усмехнулся. — Оглядываясь назад, это можно назвать девизом того периода, «Мнения Различаются». Некоторые считали, что его исчезновение — очередной шаг в большой игре его жизни, другие думали, что его удача, или возможно судьба, наконец иссякла. Оно кажется слишком рассчитанным для этого. Утер ушёл один, без своих Рыцарей, разобравшись с делами. Вы знаете, куда он отправился? Что намеревался сделать?

— Нет — ответил я. Пытался вернуться домой, вероятно.> Мне мало что можно было добавить к этой теории.

— И вы не знаете, мог ли он проиграть? — спросил Мастерс. — Он всегда, казалось, старается изо всех сил, даже с весом тысячи побед за его спиной. Было это потому, что усилия всегда были нужны, или потому, что он сам не знал, насколько вселенная прогнётся в его пользу?

— Я честно не знаю — ответил я. — Верните моих друзей, что бы вы с ними не сделали. Отпустите меня. Я буду рад поговорить с вами на нейтральной территории, где-то, где мне не придётся задаваться вопросом о природе реальности. С меня этого уже достаточно.

Мастерс посмотрел на меня. Я увидел в его взгляде оценку.

— А вы? — спросил он. — Возможно ли вам проиграть?

Часть меня хотела честно задуматься об этом вопросе, но у меня было очень скверное чувство относительно того, куда всё это идёт. Я не забыл преамбулу этого разговора. Часть народа во внутреннем круге Утера считали, что он был истинным источником всех проблем Аэрба, притягиватель всего жуткого дерьма, что он в итоге побеждал. Мастерс заявил, что хочет лишь ответы, и ничего больше. Он определённо играл роль человека, долго ищущего смыслы, и наконец поймавшего нить, за которую можно потянуть. Однако, если он получит свои ответы, какие действия он предпримет? Будет ли рационально убить следующего Утера Пенндрайга в колыбели, если будете считать, что это предотвратит неуправляемое скатывание мира по спирали? Меня беспокоило, что Мастерс может посчитать, что ответ «да».

Я извлёк меч.

— Пожалуйста — сказал Мастерс. — Я не сделал вам ничего плохого. Я лично видел, какова судьба врагов Утера. Я прекрасно знаю, что не стоит говорить, что у вас здесь нет шансов на победу, но…

Я ринулся вперёд, крутанувшись, чтобы добавить больше веса своего тела клинку, кровь и кость наделяют одиночный удар сокрушительной силой. Меч прошёл через Мастерса. Он лопнул, словно мыльный пузырь, полностью исчезнув. И вновь возник в пяти футах от меня, ничуть не пострадавший.

— Вы вообще были здесь? — спросил я.

— Мне придётся сообщить остальным — сказал Мастерс. — Некоторые из них захотят избавиться от вас, или по крайней мере заточить. Другие захотят вам помочь. Нас осталось очень немного, как можете понимать, учитывая, сколько времени прошло.

— Вы собираетесь рассказать тем, кто хотят моей смерти? — спросил я.

— Утер хранил секреты — сказал Мастерс. — Я был в курсе больше чем парочки. «Секретность» была его ключевым словом, даже от его рыцарей. Несмотря на наши различия, среди выживших распространился договор, что мы будем держать связь, чтобы не начинать войну друг с другом.

Нужно ли ему находиться в одной комнате со мной, чтобы использовать магию иллюзий? Это казалось логическим ограничением магии иллюзий. А ещё это казалось проблемой, которую можно решить, если у тебя есть пятьсот лет для работы над проблемой. Нет, больше того, если у тебя есть пятьсот лет и ты работаешь в месте, посвящённом сбору, изучению, и анализу магических предметов. Обычно в карантинных зонах содержалась проблематичная магия, способная вызвать конец света, и можно было предположить, что тут не исключение.

Но должны быть некие лимиты, не так ли? Если возможно с помощью магии иллюзий создать иллюзию пули, движущейся на одной десятой от скорости света в паре дюймов от чьей-то головы… ну, тогда в любой другой магии не было бы нужды, не так ли? Это могло стать хорошей причиной для того, чтобы по ней приложило принципом отчуждения, но никакая из других отчуждённых магий не была настолько проблемной или экстремальной, даже та, что вокруг Фел Сида.

Я повернулся и подошёл к стене, там, где была дверь. С мечом в одной руке я поднял кулак и ударил изо всех сил, вкладывая в это всё. Мой кулак ударил в стену, и я ощутил шок жаркой, словно удар молнии, боли, когда сила удара разорвала кожу и сломала кость. Я вложил меч в ножны и сжал руку, задыхаясь от боли, продолжающей распускаться. Я взглянул в нижнюю левую часть моего поля зрения. Шкала здоровья совсем не изменилась, несмотря на нанесённую себе существенную травму. Я задумался, ударил ли я вообще что-нибудь в реальности.

Я потянулся к патронташу и достал одну из безжизненных марципановых фей, воспользовавшись здоровой рукой. Я слегка дрожал от боли, но у меня был план; я оттянул голову феи и глубоко занюхнул шею, внимательно наблюдая за своей рукой. Как я и предполагал, моя рука принялась исцеляться.

Всё это указывало на захват сенсориума. Что бы ни произошло с моей рукой в реальности, я не сломал её, когда ударил. И так же, как Мастерс не мог обеспечить, чтобы иллюзия Фенн знала, как ответить на ключ, у него не было способа узнать, что делают феи. Он мог лишь предположить.

Я выронил фею на пол; моя рука продолжала медленно исцеляться.

Мастерс мог заставить меня ощущать боль и обратную связь от применения силы, и очевидно мог вносить правки в зрение и слух. Чувство движения тоже, полагаю, учитывая, что если моя рука вообще двигалась, никакая стена её не останавливала. Ударила она в дверь? Пробила её? Возможно, моё реальное тело и отображаемое иллюзорное рассинхронизированы? Или так, или я просто в коме, пока иллюзия работает.

— Сбежать невозможно — сказал Мастерс.

— Невозможно из этой комнаты, или из иллюзии? — спросил я.

— Я могу подождать, пока вы прислушаетесь к здравому смыслу — сказал Мастерс. — У меня есть ещё вопросы, если хотите подумать об этом какое-то время. Вы знаете больше, чем говорите. Расскажите мне о своих Рыцарях.

На самом деле, стоит отбросить вариант с коматозным состоянием, не потому, что это невозможно, а потому, что если это так, то хрена с два я что-то смогу сделать. Худший вариант, в котором я ещё мог бы что-то сделать, это полная рассинхронизация моего тела и моего восприятия моего тела. Полагаю, в этом случае со стороны я выгляжу как игровой персонаж, чья анимация никак не соответствовала происходящему.

— Почему квадратный стол? — спросил я.

— Вы пытаетесь что-то сделать — сказал Мастерс, нахмурившись.

— Возможно — сказал я. — Тем не менее, сделайте мне такую поблажку, пока я пытаюсь вырваться отсюда.

— Я так не думаю — сказал Мастерс.

— Это важно — сказал я. — На Земле квадратный стол имел определённое значение, я хочу знать, какое было на Аэрбе.

Я старался войти в свою душу, никак не выдавая этого, но в итоге закрыл глаза, когда не вышло. Изменение, что я хотел проделать, было простое, снизить Луки на двадцать, и повысить Эссенциализм на столько же.

Новая Доблесть: Взгляд Души!

Сообщение пропало из моего поля зрения, как только я открыл глаза. Мастерс ещё говорил, но внимательно наблюдал за мной. У меня было около двадцати минут экстрасенсорики. Это было ещё одной проверкой; я хотел увидеть, может ли он создавать фальшивые показания чувств, о которых не должен бы знать. На нём не было никакого цвета, отмечающего наличие души, и на его броне тоже не было никакого цвета, отмечающего связь с ним. Это, однако, не было убедительным свидетельством. А вот что было — когда я обернулся, я увидел четыре цветные формы, стоящие примерно там, где были мои компаньоны — красный для Фенн, опершейся спиной о стену, белый для Амариллис, бьющейся о невидимую стену, цвет морской волны для Солэс, с оттенком более глубоко зелёного, от её связи с локусом, и пурпурный для Грака. Никто из них практически не сдвигался с места, кроме Фенн. Она должна была двигаться, иначе я наткнулся бы на неё.

И если их отображаемый Взглядом Души позиции верны, то я всё ещё в комнате, и всё ещё на ногах, вместо того, чтобы быть полностью недееспособным, как я опасался. Я задумался, было ли это чрезмерной самоуверенностью со стороны Мастерса, ограничением магии иллюзий, или чем-то ещё. У магии обычно есть лимиты, даже у самой дисбалансной. Если мне думать как Джуниперу, то, возможно, магия иллюзий становится тем сложнее, чем больше сенсориума нужно подделать. Судя по позициям моих компаньонов, особенно бьющейся о невидимые стены Амариллис, могу предположить, что все они заточены в некие иллюзорные клетки, из которых они полагают, что не могут спастись. Я не мог их видеть или слышать, но Мастерсу это и не нужно. В их случае он мог просто создать стену с острыми шипами, или что-то хуже, чтобы они не двигались и не усложняли — что объяснило бы, почему Амариллис единственная, кто пытается выбраться, и бьётся о то, что планировалось слишком болезненным для прикосновения.

Я едва слушал чушь, которую нёс Мастерс; я достаточно хорошо знал всё это, поскольку это была чушь, которую Артур давным-давно придумал за игровым столом. Это было доработано и отполировано, и рассказывалось тем, кто реально верил в это, но всё равно было оправданием чуши. У квадратного стола нет главы, это место, где можно встречаться, сидя на противоположных сторонах, и т.п.

— Это отсылка к Земле — сказал я. — Была историческая фигура, которую эмулировал Утер.

Никаких признаков Валенсии. Я задался вопросом, что произошло с ней. Она, разумеется, не видна во Взгляде Души, но оставался вопрос, мог ли вообще Мастерс воздействовать на неё, и если не мог, то что с этим сделал. Никаких признаков реального Мастерса тоже заметно не было, что не удивляло. Если он вообще был в комнате изначально, у него было достаточно времени и мотивов её покинуть.

— Это всё, что вы хотите сказать по этой теме? — спросил Мастерс. — Вы действительно столь склонны к бунту? Я пытаюсь вам помочь. Больше того, обеспечить существование этого мира.

— Просто стараюсь соответствовать идеальному счёту Утера — ответил я. Я подошёл туда, где согласно Зрению Души стояла Амариллис, и потянулся схватить её за пояс. Стоило мне это проделать, как пол поднялся, проворачиваясь, и превращаясь в раскалённый докрасна камень, не дающий мне прикоснуться к ней. Я всё равно потянулся, позволяя ему обжечь меня, а затем отступил, когда ощутил боль. Она, однако, была приглушенной, не то, чего я ожидал от прикосновения к лаве, и не так горячо. Ещё одно ограничение магии иллюзий?

Я перестал пытаться думать как Джунипер, и начал думать как Реймер, или, возможно, как Джунипер, реагирующий на Реймера. Если дать Реймеру контроль над чьим-то сенсориумом, первым, что он превратит в оружие, будет иллюзия повязки на глазах, ослепляющей их. Так что первым, что сделает Джунипер — пропатчит это, в идеале неким хитрым ограничением, которое позволит более креативное (но менее ОПшное) манчкинство. У меня не было чёткого представления, какими будут эти ограничения, или как их квантифицировать. Убедительность иллюзии? Процент чувств, которые могут быть подделаны одновременно? Я попытался продумать то, что видел, и что это говорило об магии иллюзий. Если собираешься создать раскалённый камень, чтобы помешать мне прикоснуться к кому-то, почему делать это так? Почему не создать его просто висящим в воздухе?

Я снова потянулся вперёд, и там снова появился раскалённый камень. Я продолжил тянуться, пытаясь положиться на WIS, чтобы лучше выносить боль. Мои глаза всё равно слезились, когда я пытался дотянуться, но было не так болезненно, как должно бы быть. Лава останавливала мою руку… но только на самом деле нет, потому что ощущения, что я чувствовал, не были реальными, и что зрение, что чувство движения были ложью. Я видел свою руку Зрением Души (тёмно-жёлтый, цвета мочи), когда продолжал попытки дотянуться до Амариллис.

Боль немедленно исчезла, когда иллюзии рассеялись, открыв Амариллис, стоящую передо мной именно там, где отображала её магия иллюзий. Она была всё ещё полностью в доспехе, с закрывающим её от вида шлемом. Она приняла боевую стойку практически в ту же секунду, как иллюзия спала, и извлекла меч, держа его перед собой в защитной позиции.

— Это я — сказал я. — Кольцо ключей, я начинаю, родонит.

— Абрикос — сказала Амариллис.

— Скорбь — ответил я.

Она не расслабилась, что, вероятно, было хорошей идеей. Наклон её головы слегка изменился. Она смотрела мимо меня, туда, где всё ещё (на вид) стоял Мастерс.

— Я не знаю, как многое ты подхватила, но мы в карантинной зоне магии иллюзий — сказал я.

— Как ты с ней справился? — спросила Амариллис.

— Засекречено — сказал я. — Можешь перестать смотреть на него, он на самом деле не здесь.

Амариллис осмотрелась.

— Остальные?

Я помедлил, затем указал.

— Здесь, здесь, и здесь — сказал я. — Вероятно, пойманы, как ты была. Валенсия… Я не знаю.

Я беспокоился о ней. Сможет маг иллюзий, способный на захват сенсориума, определить, что она такое? Возможно.

— У вас есть другое чувство — сказал Мастерс. — Какое?

— Это слишком многое вам скажет — ответил я. Это дерьмо меня порядком достало. Попытки огрызаться тут вряд ли помогут, но по крайней мере помогало спустить раздражение.

— Вы не могли их видеть — сказал Мастерс. — А теперь можете. Как?

Я проигнорировал его. Он не заслуживал ответов.

— Нам нужно опасаться атак по своим — сказал я Амариллис. — Думаю, он достаточно могущественен, чтобы провернуть такое.

Амариллис коротко кивнула мне. Меч убирать не стала.

— Кольцо ключей скомпрометировано — сказала она.

— Да — ответил я. Мы не могли быть уверены, что то, что слышим друг от друга — то, что было действительно сказано. — Пока что игнорируй это, если только я не попрошу сделать какую-то глупость. У него есть слабости. Он не может одурачить чувства, если у него нет информации, которая нужна, чтобы создать иллюзию.

Амариллис кивнула. У неё было две реликвии, активируемых мыслью. Я не знал, использовала ли она их, пока мы были здесь, но они могут обеспечить полезный тест, что реально и что нет, особенно латы неподвижности. Если иллюзия толкнёт её латы неподвижности, когда они заблокированы, то она будет воспринимать себя сдвинувшейся, поскольку Мастерс не будет знать, что она не должна быть сдвинута.

Я повернулся к Мастерсу.

— Я могу вытащить остальных. Это почти элементарно. Вы можете или доставить мне боль и неудобства, или просто отпустить. Я не хочу ещё одного врага. У меня их уже достаточно. Если есть те, кто считают, что я важен, или кто хотят поговорить со мной, то мы можем попытаться наладить некую безопасную линию связи, которая не заставляет меня иметь дело с могущественной магией, направленной мне в лицо.

— Я не могу просто позволить вам проскользнуть мне сквозь пальцы — сказал Мастерс. — Приношу извинения за боль или неудобства, но я не могу позволить вам уйти, когда вы дали мне столь мало.

— Мне нечего давать — ответил я, подходя к Граку. — Я пришёл сюда в поисках ответов, а получил… клочки. Намёки.

— В таком случае обменяемся — сказал Мастерс. — Если вы не знаете о Другой Стороне, я могу вам рассказать. Бесконечная Библиотека? Это секрет, который я выдам вам, если вы дадите мне знание, которое я ищу.

— Я дал вам свою теорию — сказал я.

— Каким образом вы можете всё ещё видеть своих компаньонов? — спросил Мастерс. — Та, что в красном — послушная нонанима, как вы этого добились?

Я ощутил, как моё сердце заколотилось. Бл*.

— Вы тёмное отражение Утера, предсказанное его писаниями?

— «Тёмное отражение»? — спросил я.

— Утер был героем, больше того, дистилляцией героизма, и в его писаниях о том, что значит быть героем, зачастую был другой, контраст, отражение, схожий по способностям, но с другим складом ума — Мастерс смотрел на меня. — Это то, что вы есть, с опозданием на пятьсот лет, провозвестник его возвращения? Что он вам сказал?

— Он сказал, что если он ещё жив, то найдёт меня — сказал я. — Но вы уже зажгли свечу, и его ищут уже пятьсот лет, так что я не думаю, что это случится. Если он жив, то я не знаю, какая линия связи могла бы дать ему знать, что я прибыл. Я на Аэрбе уже несколько месяцев, и не видел никаких признаков его.

Я потянулся и схватил руку Грака. На этот раз не возникло останавливающей меня иллюзии, и как только был контакт, он проявился там, где его показывало Зрение Души. Я полагал, что дело в том, что Мастерс сдался, не пытаясь поддерживать иллюзию, которую я очевидно могу обойти.

— Магия иллюзий — сказал Грак, фыркнув, как только смог меня видеть.

— Да, вероятно — сказал я. — Ты в порядке?

— В достаточном — сказал Грак.

— Можешь обеспечить оберег от неё? — спросил я.

— Пытаюсь с этим разобраться — сказал Грак.

Следующим я подошёл к Солэс. Мастерс не сопротивлялся, то ли потому, что не хотел мне вредить, то ли потому, что сопротивление могло ему чего-то стоить. Я не мог не задаться вопросом, не расходуется ли некий ресурс, некий эквивалент маны, или нечто более эзотеричное, обмениваемое на эффект, в духе того, как магия крови потребляет мою кровь. Я не особо надеялся, что это было для него серьёзным ограничителем, учитывая, что он удерживал пять персон в пяти разных иллюзиях.

Когда я подошёл к ним, Мастерс позволил Солэс и Фенн снова возникнуть в моём поле зрения.

— У меня ваша нонанима — сказал Мастерс.

Я повернулся к нему.

— Опять угроза? — спросил я.

— Нет — сказал Мастерс. — Не угроза. Она ещё один вопрос, на который нужен ответ. Утер собирал своих Рыцарей на протяжении лет, медленно но неизбежно. Какая сила привязывает их к нему, даже когда они должны были его покинуть? Почему они были особенными, образцовыми представителями в своём поле?

— Нам стоит ему ответить — сказала Амариллис. — У него есть нужная нам информация.

Она смотрела на иллюзию Мастерса.

Фенн снова натянула лук и выстрелила в Мастерса. Он поймал стрелу на лету, и отбросил её в сторону.

— Его здесь на самом деле нет — сказал я. — Просто иллюзия. И я не хочу давать ответы под давлением. Нам нужно забрать Валенсию и уходить.

— У нег есть информация, которая нам нужна — повторила Амариллис, поворачиваясь ко мне. — Если есть угрозы помимо тех, о которых мы уже знаем, такие, которые можем быть способны остановить только мы, то нам необходимо знать.

Она повернулась обратно к Мастерсу.

— Что такое «Бесконечная Библиотека»? Что значит «осталось только пять лет»?

— Это библиотека, содержащая все книги, что когда-либо были или будут написаны — сказал Мастерс. — Последний раз, когда я об этом слышал, последняя книга, что они нашли, будет издана через пять лет от настоящего времени.

Ну, это бл*. Это было основано напрямую на Безграничной Библиотеке, хотя название изменилось (вероятно, потому что наличие одновременно и Безграничной Ямы, и Безграничной Библиотеки слишком путает из-за схожести). С ней всегда был связан обратный отсчёт, но в моей версии были сотни лет, «семь поколений», что библиотекари повторяли как мантру, но о чём на самом деле особо не беспокоились. Однако пять лет? Я был уверен, что это не просто болтовня.

— Простите — сказала Фенн. — Через пять лет наступит конец света?

— Пятьсот лет назад мир должен был прийти к концу через сто лет — сказал Мастерс. — Происходят изменения, свершаются деяния, многие из них — самим Утером, и Библиотека продолжает уверенно держаться.

— Зацикленное предвиденье? — спросила Амариллис. Я мог представить, как блестят её глаза под шлемом.

— С ограничениями — сказал Мастерс. — Я могу вас свести. Моя дочь — главный библиотекарь.

— Рэйвен — сказала Амариллис. Мастерс кивнул.

Одна из нескольких рыцарей Утера, что остаются живы. Это раскрыло ещё одну тайну, хотя и подняло кучу других вопросов. Я вспомнил то, что Мастерс говорил о вновь поднимающихся угрозах, и задумался, сколько ещё вопросов остаётся перед нами.

— Что-то не так — сказала Фенн. — Очень-очень не так.

— Выход — сказала Амариллис Солэс.

Солэс ударила своим посохом об пол, и тот расплющился в пятно дерева, которое на миг замерцало, а затем превратилось в портал. Я опасался новых иллюзий, но в душе Солэс не было никаких отклонений. Я отслеживал рассинхронизацию, которая, предположительно, возникнет, если Мастерс попытается наложить иллюзию поверх кого-то, на кого я смотрю.

— От нуля до десяти? — спросила Амариллис.

— Одиннадцать — сказала Фенн. — Не уверена, что портал справится.

Она на долю секунды бросила взгляд на портал, затем метнулась в сторону и положила руку в перчатке на зеркало.

— Это не я — сказал Мастерс, нахмурившись.

— Что с Валенсией? — спросил я. Портал слегка замерцал, пойдя волнами, словно поверхность лужи, и в нём возникло отображение некоего места со шкафами и книгами.

— Она у меня — сказал Мастерс. — Если вы уйдёте…

Проецируемая Мастерсом иллюзия, отображающая его, исчезла. Я повернулся и взглянул на стену, где вновь появилась дверь. Она была пробита посередине, там, куда пришёлся мой удар, оказавшийся достаточно сильным, чтобы пробить дерево. Мой кулак пробил её без особого вреда для меня самого, за что я поблагодарил доблести.

Обернувшись к остальным, я увидел, как Фенн проскальзывает в портал, не заморачиваясь обсуждением. Я не чувствовал того, что ощущала она, может, потому, что моя удача намного слабее, чем её, а может потому, что у меня на уме слишком много всего.

— Мы отправляемся — сказала Амариллис. — Вал может позаботиться о себе.

— Если бы это было так, она была бы с нами — сказал я, глядя, как падает в портал Грак. — Она убила бы всех, кто выступили против нас. Что бы с ней не произошло, что бы там ни было, она не в порядке.

Здание слегка содрогнулось под нашими ногами. Солэс смотрела на нас, как бы не впервые хмурясь. Она шагнула вперёд и проскользнула в портал, прокрутившись на другую сторону. Он немедленно начал закрываться; с друидской магией сложно сказать наверняка, но я был достаточно уверен, что она заставляет нас сделать выбор.

Амариллис подошла к порталу и остановилась рядом с ним.

— Это было медовой ловушкой, Джун, Мастерс мог быть не единственным, кто наблюдал. Мы сейчас проголосовали, четыре к одному.

Она шагнула вперёд и провалилась, не ожидая ответа. Она вынуждала меня действовать.

У меня было чувство, словно тысяча мыслей сжаты в моей голове и все одновременно пытаются добраться до двери. Я всё думал о том, что за угроза могла только что прибыть к парадному входу, была ли она одной из известных мне, или нет, смогу ли я с ней совладать, смогу ли я совладать с ней в одиночку, поскольку члены моей команды отступили, оставив меня, затем сможет ли Валенсия с ними справиться. Старые друзья Утера из векового прошлого, или старые враги Утера, ожидающие и наблюдающие, как это делал Мастерс? У обоих могут быть причины отправиться за мной.

Я всё думал, что абсолютный идиотизм оставаться здесь перед лицом происходящего, что бы там ни было, и одновременно думал, что будет высшими трусостью и предательством бросить Валенсию, оставив её позади. Я думал об этом всё то время, пока портал закрывался, и в конце концов он стал столь маленьким, что я не смог бы через него протиснуться.

Разблокировано достижение: Режим Соло.